О ТРАДИЦИЯХ РУССКОГО КРЕСТЬЯНСКОГО ВОСПИТАНИЯ
«За глумление ребёнка над старцем или калекой, как правило, последует порка... Уважение к родителям было абсолютным...Не похвалить ребенка за сделанную работу, проигнорировать — было немыслимо». L_ERIKSSON собирает воспоминания своей мамы, её сестёр, бабушки и односельчан из деревни в Костромской области.
О ВОСПИТАНИИ ТРУДОМ С МАЛОЛЕТСТВА
Все знают, что основой воспитания детей в русской деревне был труд. Труд этот воспринимался ребенком не как тяжкая обуза, а как демонстрация своего все возрастающего статуса, приближения к взрослости. Наградой за этот труд всегда было признание значимости сделанных дел, похвала, демонстрация результатов семье, друзьям, соседям. Ребенок выступал не в роли слуги взрослых, а как младший товарищ в общем деле. Не похвалить его за сделанную работу, проигнорировать — было немыслимо: видимо, долгий опыт поколений внушил людям то, что это эффективное подкрепление трудолюбия.
Обучение новым трудовым навыкам происходило терпеливо, и занимался им тот, у кого было на это время, бабушка, старшие дети. В хозяйстве в семье моей тети я видела исправные, тщательно сделанные и обновляемые по мере износа детские инструменты: в наборе детских граблей, например, были самые разные — как для семилетнего, так и для тринадцатилетнего ребенка. Среди детских инструментов не было опасных — детских кос не существовало. А лопата с детской рукоятью — пожалуйста. Поручение ребенку непосильного или опасного дела считалось блажью.
Во время обучения тому или иному делу на первом месте, конечно, стоял пример. Но и времени на слова не жалели. Когда навык осваивался, занятие почти автоматически становилось обязанностью. Но дети этого не боялись, поскольку в семейном коллективе все умели всё, и всегда было кому подстраховать, заменить.
Еще один момент. Ребенку показывалось место его помощи в системе общих дел, происходило ознакомление со смежными. Например, за сбором и чисткой грибов (вначале — под руководством взрослых — чтобы не пропустить ядовитый) следовала наука их приготовления. Я помню, как лет в 8 или 9 солила собранные рыжики в крошечной банке — не только для того, чтобы потом ими хвалиться, но и чтобы запомнить процесс.
Чем сложнее и значимее в хозяйстве был освоенный ребенком навык, тем больше появлялось формальных, ритуализированных признаков уважения.
— Девчонки, подайте Юре полотенце, он косил! Налейте Юре молочка. Садись, Юрочка, девчонки, подайте Юре ватрушек. Подросток Юра и сам прекрасно может до всего дотянуться — но нет, ему демонстрируется уважение, его заботливо обслуживают. Рядом сидит, улыбаясь, его дядя — перед ним уже так не пляшут, он взрослый, он привык, а Юру надо приучать, поощрять.
— А какое крыльцо сегодня чистое! Снимай сапоги, Юра! (это я крыльцо вымыла — уборка в доме дело для детей постарше, а сени, крыльцо — для малышни).
Что еще? Принос воды (водопровода у нас не было) тоже был делом общим. Даже самый малый ребенок мог нести с реки литровое ведерко — пригодится. Полосканье белья, чистка медной посуды (тазов, самоваров). Мытье посуды в доме. Мелкая уборка — пыль, половики — взрослые этим не занимались. Но при этом главным инструментом формирования привычек были похвала и признание. Сколько вспоминаю — по поводу трудовых обязанностей на детей никто не кричал, это случалось по другим поводам — шалости, драки, проделки.
Огород. Как не велики были обязанности детей по огороду, там все-таки присутствовала сельскохозяйственная стратегия. Поэтому малыши туда обычно ходили по конкретному поручению, а взрослые давали указания — когда и что полить, прополоть. Старшие дети могли делать это уже без напоминания — они сами знали, что там нужно делать. Обычно, огород — вотчина бабушек, которые уже не пойдут ни пасти, ни косить, ни возить сено. Зато их опыт огромен — его можно передавать детям. (Традиции крестьянского огорода очень отличаются от современных дачных. Если им следовать — никакого «садизма» в садоводстве нет, все это пластанье над грядками — пустое баловство, не сказывающееся на урожае).
Забота о животных имела возрастные градации. Мелкие и не слишком опасные животные доверялись малым, большие и сильные — только физически крепким и разумным подросткам. Пчелы — тоже с осторожностью, и под руководством взрослых. Дети занимались, в основном, курами и овцами. (Кормление, загон, сбор куриных яиц, уход за цыплятами — вполне детские дела). Но постепенно шло и обучение обращению с большой скотиной. Доить корову меня посадили лет в 10, попробовать. Тетя стояла рядом, подсказывала, советовала.
На лошадь я села в 11. Ни седла, ни уздечки — меня отпустили кататься, привыкать к животному, с пониманием того, что опыта общения никто не заменит. После нескольких часов катания (километров 8 в общей сложности), лошадь меня сбросила. Меня утешили, но особенно не жалели. Процессу набивания шишек не препятствовали, просто имели в виду — какие шишки можно позволить набить, а какие нет.
«Девочковая» работа: знакомство с процессом прядения. Прясть я попробовала поздно — лет в 9. Это был непорядок. Мою нитку бабушка «запряла» в свой моток — я это видела и знала: будут носки, к которым я причастна. https://vk.com/roditeli_i
Мелкое строительство, ремонт — к этому привлекали мальчишек. Поправить забор, выточить рукоять для инструмента — под наблюдением взрослых. Но первое орудие, которое мальчишка вырезал сам — удилище. Рыбалка — это досуг, удовольствие. Кроме ловли удочкой наших юных родичей учили ловле рыбы в морды, установке «крюков» (больших удилищ на щук). Малыши ловили мелкую рыбешку — живца для щук. Ребята постарше ловили раков.
Вообще, когда смеются над китайцами, мол, едят все, что ползет, кроме танка, что плывет, кроме лодки и все, что летает, кроме самолета, — я хочу возразить — а мы разве нет? Детей в деревне поощряли на сбор всего съедобного. Мама собирала «песты» — верхние проростки хвощей, их жарили в постном масле и ели — вкус как у грибов. Щавель, крапива, сныть, множество видов ягод, огромный список грибов — все, что можно есть, надо уметь найти и вкусно приготовить. «Школа выживания» работала постоянно, и самое главное — она не была оторвана от повседневности. Даже если «нормальной» еды было вдоволь, пару раз за весну можно было полакомиться «пестами», а щавелевые щи варили, даже если была и капуста. Постоянный сбор грибов и ягод летом — детская и стариковская забава и работа. Нам показывали, как сушить грибы и ягоды, как варить варенье, солить грибы.
Но были вещи, которые детям не поручались — как ни упрашивай. Даже присутствие при забое животных и птицы разрешалось не с малолетства. Этот запрет тоже выверен поколениями. Если слишком рано допустить ребенка до таких процессов — он или испугается (лечи потом его, невропатологов в деревне нет!), либо в нем разовьется жестокость, которая позже может вылиться в страшные вещи. Поэтому все, что было связано с убийством живого — только старшим подросткам, и то — поначалу лишь в роли наблюдателей, чтоб привыкли.
Итогом трудового крестьянского воспитания было формирование личности, готовой к жизни в любых условиях, реально владеющей несколькими специальностями на неформальном уровне, а главное — не только готовой к труду, но не мыслящей без него жизни. При этом происходила и социализация ребенка, развитие его умения сотрудничать с другими. Веками отработанные воспитательные методы в этом направлении позволяли обходиться без насилия и — в большинстве случаев — даже без принуждения.
ОБ УВАЖЕНИИ К СТАРШИМ
Одна из самых часто наблюдаемых мной причин применения карательной педагогики в крестьянской среде была демонстрация ребенком неуважения к старшим. Это был, наверное, один из самых больших грехов. Стоило родителю узнать, что его ребенок нагрубил взрослому, пожилому человеку, тут же применялись самые строгие меры.
Причем никакая связь между поведением этого взрослого, старика и реакцией ребенка во внимание не принималась. Старый мог быть сто раз виноват, несправедлив, выжил из ума — у детей не было права отказывать ему в формальном уважении. Даже в школе — самый вздорный педагог мог рассчитывать на поддержку родителей в любых своих требованиях. Другое дело, я не припомню случая, когда туповатого ученика дома ругали за двойки, если он был трудолюбив и ловок в повседневной работе. Родители терпеливо сносили попреки учителя, но не впадали из-за этого в какую-то печаль и ребенка не мучили.
Заступаться за ребенка перед другим взрослым было можно лишь в форме ведения диалогов — в уговорах, объяснениях. Но лишь до определенного предела, как правило, касающегося рукоприкладства.
Как бы много не говорилось в русской крестьянской среде о прощении, о вреде мстительности, эти слова не всегда служили руководством к действию. Затаенная обида тлела годами, и очень часто находила выход, и выход беспощадный — в удобное время. Русский крестьянин ест блюдо мести не холодным, а совершенно ледяным! Но тот, кто предоставляет продукты для этого блюда, может быть уверен — оно ждет своего часа.
События, реакцию на которые я порой наблюдала, происходили за 30-40, а то и 50 лет до ответа на них. Можно говорить, что это плохо, но это так, и это надо иметь в виду.
Старшие подростки часто вводятся в курс семейных обид, и охотно перенимают эстафету отношений к тому или иному человеку или роду. При этом разговоры о том, что «надо прощать» с ними тоже велись. Но всегда под воздействием противоположных внушений случается возобладать тому, которое было сделано с большей страстью и попало на почву большей личной предрасположенности.
Проявлялось это, например, так. Ребенок совершил какую-то проделку в отношении соседа. Отряс яблоню в его саду. Формально его всегда пожурят. Но если он сто раз слышал от родителей то, какой он, этот сосед, гад — ему будет все это как с гуся вода, даже если его сводят за шиворот к этому соседу и заставят извиниться.
Кстати, так же долго, из поколения в поколение — передается благодарность за добро, особенно сделанное в каких-то чрезвычайных, важных и трудных обстоятельствах. Помощь вдове, поддержка сироты — не только богоугодное дело. Сирота вырастет и в самый неожиданный момент отплатит добром за добро. Чтить благодетеля и его семью учат детей и внуков.
ТОЛЕРАНТНОСТЬ
За глумление ребенка над старцем или калекой, как правило, последует порка. За передразнивание пьяного, заики или человека с тиком — очень строгий разбор полетов, многословный, с примерами, грозный, но без насилия. Открытые насмешки над инородцем, при обнаружении — будут порицаться, но мягко, в форме увещеваний. Если они были грубыми, а их объект взрослый, пожилой или беспомощный — грядет взбучка. Если это ребенок-ровесник, родители останутся безучастными «до первой крови». Слова к делу не пришьешь. В случае драки по причине «национальной наприязни» без внятного повода — родители могут наказать чадо, и чаще всего сделают это, имея в виду правила поведения по отношению к любому человеку.
ДЕТСКИЕ КОНФЛИКТЫ
Главное правило: «Игрушки — не ревушки». Некоторые родители отказываются выслушивать жалобы, но это индивидуальная особенность, а не традиция. Чаще всего подобная глухота присуща семьям неполным, несчастным, бедным — короче, семьям с изъяном.
Вообще, любые упоминания о том, что в крестьянских семьях с детьми не вели разговоров — абсолютизация частностей, перекосов, людского ущерба. Вели, и очень много. Во-первых, семьи в деревнях всегда почти были большими и разветвленными, в них жило несколько поколений — кому-нибудь да будет удобно выслушать жалобу ребенка, ответить на его вопрос. Судя по рассказам моей мамы и ее сестер, этих разговоров, бесед, внушений — было больше, чем им хотелось бы. Только ими и занимались, например, старики. Иногда за терпеливое слушанье наставлений ребенку даже давали поощрение — орешек, конфетку, пирожок, то есть взрослые понимали — внимать им порой нелегко.
Структура крестьянской работы тоже предполагает как периоды очень занятые — от зари до зари, так и паузы, даже с теми же сезонами и погодными условиями связанные. Никаких возможностей для изоляции тоже не было — «своих комнат», и т. п., разве что угол за печкой у старика, чтобы его не беспокоили шумом и возней. Иногда слушать беседы могли забрести и чужие дети — но этого добра никто не жалел — язык без костей!
Разобрать детский конфликт или конфликт ребенка со взрослым — это развлечение и воспитательный момент, родители не уклонялись от этого, и лишь в случае невероятной занятости в страду или личной нездоровой нелюдимости на грани социопатии уклонялись от этой задачи.
Одним из подобных «информповодов» для педагогических бесед часто служили былины, истории, байки и даже сплетни. Родитель высказывал отношение к тому или иному событию, образу поведения, а ребенок слушал, да на ус мотал.
МАЛЫЕ БОГИ
Этими словами я решила обозначить роль для крестьянского ребенка его отца и матери. Уважение к родителям было абсолютным, но я, честно говоря, не видела — как оно насаждалось. В этом, пожалуй, одна из загадок традиционного воспитания — его основа — непререкаемый авторитет старших.
Я сталкивалась лишь со свидетельствами, а не с формированием этого явления. Родителю вовсе не обязательно быть сильным, честным, умным, успешным, справедливым, добрым, трезвым — ему достаточно просто быть. Насилие основой этого быть не могло. Я видела ситуации, когда родитель был настолько слаб, ничтожен и жалок, что даже собственный ребенок его бы не убоялся. Но любовь и внешняя почтительность демонстрировались всегда. «Бросить» родителей было можно лишь с их благословения — ехать в чужие края счастья искать. Как правило, все уехавшие долгое время испытывали муки, «ломку».
При такой основе отношений родителей и детей в руках родителей оказывался очень разнообразный и эффективный арсенал педагогических воздействий. Это делало необязательной и даже нежелательной жестокость. Если отцу или матери достаточно нахмуриться, чтобы ребенок осознал, что поступил плохо — нет никакой нужды драть его, как сидорову козу. В большинстве знакомых мне крестьянских семей детей не шлепали, а уж тем более не пороли. Да и не ругали. Их просто иногда корили, и они тут же сломя голову бросались исправлять оплошности, чтоб не огорчать папу и маму. Так же много значила для детей родительская похвала, улыбка, скупая ласка.
Примеры детской преданности и веры родителям я видела такие, что меркнут те же самурайские предания о стойких ронинах.
